Филиппенко и Микола знали об увлечении Арсения и не торопили его окриками.
Только под кустиком лежал не минерал с прожилками меди. Осыпавшиеся отчего-то камни содрали зелёный налёт на крупнокалиберной пулемётной гильзе, и она чуть поблёскивала полуобнажённым латунным боком. Но это была только гильза, а не снаряжённый патрон: Арсений видел, что она сплющена, как бы заклёпана со сквозной стороны. Он осторожно отодвинул камни и убедился, что гильза стрелянная. Затем поднял её и внимательно осмотрел. Да, это была гильза от патрона калибра 12,7 мм с заклёпанной наглухо «юбкой». В разрез «юбки» был вставлен какой-то тёмный материал: то ли резина, то ли кожа. Очевидно, для уплотнения. Арсений почувствовал, как лёгкий озноб пробежал по его телу.
Внезапный порыв ветра засвистел, завыл, пригибая к земле слабые, тонкие веточки. Осколок прошлого холодил ладонь, и этот холод проникал в самую потаённую глубину души.
«О чём думает птица, когда умирает?»
Наверное, о своих детях.
А о чём думают дети, когда умирают?
И покуда эта рота умирала,Землю грызла, лёд глотала,Кровью харкала в снегу,Пожурили боевого генералаИ сказали, что отныне он пред Родиной в долгу!…А они лежат, все двести, глазницами в рассвет,А им всем вместе четыре тысячи лет…
Затем Арсений вытер гильзу о спецовку и незаметно положил её в карман телогрейки. Потом, взяв для отвода глаз пару камней, вернулся к попутчикам.
Филиппенко и Микола наскоро перекусывали.
– Тебе не предлагаю, – сказал Арсению Филиппенко, кивнув на откупоренную бутылку водки.
– Давай, Микола, езжай, – сказал Арсений. – Я на ходу переем. Что у нас в запасе?
– Кусочек сала, – ответил Микола. – И хлеб заканчивается.
– Знаю, – сказал Арсений. – В Мурманске купим.
Он машинально, не ощущая никакого вкуса, жевал бутерброд и смотрел в окно.
В опускающихся сумерках неясно различались телеграфные столбы, тянувшиеся вдоль дороги. Их подножья были высоко обложены крупными дикими камнями. И от этого столбы казались Арсению вереницей крестов над могильными холмами.
– Это Долина Смерти? – спросил он.
– Теперь называется Долиной Славы, – сказал Филиппенко. И, помолчав, добавил: – Здесь костей больше, чем камней.
Потом резко схватил бутылку и отпил несколько больших глотков прямо из горлышка.
Двигатель натружено гудел на подъёмах. И телеграфные столбы медленно проплывали мимо, сливаясь с чернотой надвигающейся ночи.
Холодные камни Кольского полуострова.
Длинная вереница крестов.
Так, должно быть, выглядела и дорога на Рим после поражения восставших рабов.
Распятия.
Распятые на обочине рабы.
Многие из них ещё живы; и чуть слышные стоны слетают с их запёкшихся, окровавленных губ, и затихают, растворяясь в шелесте облетевшей листвы. Какие грехи искупают они столь мучительной смертью?
Шесть тысяч крестов вдоль дороги, ведущей в Вечный город.
Заплачено, заплачено сполна.
За что? За что надо платить такую цену?
2.2
В Колу въехали уже затемно. И сразу же за ними увязалась тёмная иномарка с забрызганными грязью номерами. Она плотно «села на хвост» КамАЗу: не обгоняла и не отставала. Микола заметил её первым и зло проговорил:
– Надо было в Заполярном закупаться.
Вопрос питания его беспокоил больше всего остального. «Море любит сильных, а сильные любят поесть».
Арсений промолчал: конечно, надо было. А Филиппенко, присмотревшись к легковушке, сказал:
– Давай теперь без остановок, до поста на трассе.
Так и проскочили мимо Мурманска на одном дыхании. И остались без продуктов на дорогу.
На выездном посту ГАИ Микола притормозил. Филиппенко выскочил, проговорив на ходу:
– Дальше – жмите на всю железку. Я тут пару часов побуду. Не волнуйтесь: трассу на замок закроем.
Арсений видел в зеркало, как Филиппенко переговорил с гаишником, и тот остановил преследующую их иномарку, жезлом указав съехать с проезжей части на обочину. А Микола заметил с чувством гордости:
– Этот – не подведёт, – потом добавил, похлопав ладонью по панели приборов: – Ты уж тоже, родимый, постарайся.
И КамАЗ, резко набрав скорость, помчался по «дикой трассе», разрезая светом фар плотную темноту долгой заполярной ночи.
Обратная дорога домой всегда веселее. И, несмотря на все прошлые и предстоящие сложности этого рейса, настроение у Арсения было слегка приподнятое. Солярки в баках хватит до Питера, в кабине тепло и уютно, и только продовольственный вопрос оставался открытым. Правда, успокаивало то, что в инструментальном ящике были спрятаны две банки тушёнки, завёрнутые в промасленную бумагу – неприкосновенный запас. Эх, ещё бы немного хлебушка!
Только хлебушка купить было негде: последняя надежда, коммерческий киоск на развилке у Оленегорска не работал. Свет внутри горел, но на стук никто не открывал.
– Перепились, сволочи, – злился Микола.
Минут пятнадцать ходили они вокруг «комка», но – делать нечего – несолоно хлебавши, поехали дальше.
– Поищи хоть сухариков в бардачке, – сказал сидевший за рулём Микола.
Арсений долго рылся в заваленном всякой мелочью бардачке и действительно нашёл две засохшие корочки.
– Партизанский хлеб, – уже веселее сказал Микола, разгрызая сухарик. – Ничего, выживем. Партизаны же выжили. Хотя, конечно, у них ещё было партизанское сало.
– У нас есть ещё партизанская тушёнка, – в тон Миколе сказал Арсений.
– Ну, это на потом. А пока давай закурим партизанского табачку, чтобы партизанская дорога короче была.
Дорога действительно была «партизанской»: до самого Петрозаводска трасса не пересекала ни одного города. Мончегорск, Апатиты, Кандалакша, Кемь, Сегежа, Медвежьегорск – все они располагались в стороне. Останавливаться ночью в небольших посёлках вроде Зеленоборского или Пушного не имело смысла: там и днём в магазинах шаром покати. Сёмгу или пушнину, конечно, можно купить. Или на водку выменять. Но этого добра и на трассе хватает: браконьеры вывешивают свой товар на длинных палках, сидят терпеливо у костерка, заросшие, немытые. Одно слово – хищники. Им что зверя убить, что человека. Человека даже лучше: не так опасно, да и прибыли побольше.
А что ему – кругом пятьсот,И кто кого переживёт,Тот и докажет, кто был прав, когда припрут!
«Из тьмы выходят и во тьму возвращаются». Романтика.
– Полезай на спальник, – сказал Микола. – Я буду рулить до упора. А ты хоть немного поспи, под утро сменишь.
Арсений снял сапоги, закинул телогрейку под голову и устроился на спальнике, укрывшись одеялом. Но уснул не сразу: долго ещё сознание блуждало в обрывках дневных воспоминаний, рисуя фантасмагорические, иррациональные образы.
Вооружённые партизаны, костры вдоль трассы.
Обгорелая, изрешечённая пулями фура в кювете под Беломорском.
И телеграфные столбы, тянущиеся далеко-далеко, к самому горизонту, где в заходящих лучах багрового солнца медленно, как на проявляющейся фотобумаге, вырисовывалась фигура Сфинкса.
Там, внутри Сфинкса, было скрыто нечто важное.
Там была тайна.
Великая тайна.
Тайна жизни и смерти…
2.3
Когда Микола разбудил Арсения, было ещё темно. Но приближение рассвета уже угадывалось: верхушки деревьев на восточной стороне трассы приобрели довольно
различимые контуры и не сливались больше с ночным небом в сплошное чёрное «ничто».
– Где мы? – спросил Арсений.
– Кемь «на траверзе».
– Ну ты и дал!
– Так пошло: дорога под колёса сама ложилась. Не поверишь: не заметил, как время пролетело. Музыку включил, сигарету – в зубы, и думал о своём. Флот вспомнил, так ещё, «свой родны кут». И спать не хотелось. Я бы всё время только по ночам и ездил. Не знаю почему. Всё какое-то другое. Даже двигатель – и тот по-другому работает: чисто, без надрыва.
Машина стояла на обочине с включёнными габаритами.
Арсений обулся и перебрался за руль.
– Поглядывай за зарядкой, – предупредил Микола, ложась на согретый спальник.
– Проблемы? – спросил его Арсений.
Но Микола не ответил: он уже спал сном праведника.
Арсений включил зажигание, отметив про себя, что основной бак был заполнен только на четверть. «В Сегеже заправлюсь, чтобы не переливаться», – подумал он и завёл двигатель.
Только дотянуть до Сегежи оказалось не так уж и просто: проблемы с зарядкой начались сразу. Стрелка амперметра вела себя неестественно: она резко прыгала с «плюса» на «минус» и затем, так же резко, возвращалась обратно на «плюс». Свет фар был то тускло-жёлтым, то ярко-белым. Арсений пытался найти те обороты двигателя, на которых генератор давал более-менее стабильный ток. И на некоторое время это удалось. Он снизил скорость до шестидесяти и ехал так больше часа, пока окончательно не рассвело. А тогда выключил все потребители и снова добавил скорость.
